nytimes.com
Эти письма были адресованы Джону Пивою, с которым Хиллари связала крепкая интеллектуальная дружба. Потом Клинтон и Пивой разъехались на учебу в разные университеты Восточного побережья. Пивой пошел по научной части и теперь преподает английскую филологию в небольшом женском колледже Шриппс на юге Калифорнии. Однако эти 30 писем отражают их общий опыт жизни в новом мире, вдали от влияния родителей, в течение четырех лет на исходе 1960-х годов.
"После рождественских каникул со мной произошли три с половиной метаморфозы, чувствую, что передо мною будто раскинулся "шведский стол" из личностей. Я уже была одиноким теоретиком, который включал в себя псевдо-хиппи, педагогического и общественного реформаторов, а также половинку простушки-одиночки", – писала Клинтон в апреле 1967 года.
В других письмах она с раздражением писала о своем консервативном отце, и с пренебрежением описывала соседок по общежитию. Также Хиллари осуждающе описывала юношей, с которыми сталкивалась. Они "знают много о себе, но ничего о мужчине", – писала она.
В письме, написанном во время учебы на втором курсе, Клинтон признается в том, что отчаялась, называя свои переживания "февральской депрессией". Она подробно описывает утро, когда она находилась словно бы в параличе: прогуляла занятия, валялась в постели и ненавидела себя. "Праздные размышления о том о сем обычно перерастают в самоанализ, и в итоге мое самолюбие оказывается в большом проигрыше", – пишет она.
А однажды она потребовала от себя: "Хиллари Родхэм, признанный агностик, интеллектуалка и либералка, эмоциональный консерватор! Дайте определение счастья!".
"Вполне возможно, что она сердита на меня за то, что я сохранил письма", – сказал Пивой. А когда-то Хиллари шутила, что сохранит все письма и заработает миллион долларов на них, когда ее школьный товарищ станет знаменитым.