Михаил Ходорковский. Фото: politzeky.ru
Экс-глава ЮКОСа Михаил Ходорковский в прошении о помиловании на имя президента России своей вины в преступлениях, за которые был осужден, не признавал, и условий о запрете занятия политической деятельностью после выхода на свободу перед ним никто не ставил.
"Мои адвокаты мне передали, что решение о помиловании может быть принято. И что признания вины, как условия освобождения – передо мной не ставят. Это была ключевая проблема, начиная с медведевских времен. Для меня написать прошение о помиловании было абсолютно не критично. Суд (по второму делу) был постановочным, и все это прекрасно понимали. В ответ на одну липовую бумажку написать другую липовую бумажку – никакого морального дискомфорта я бы от этого не испытывал... И в этой липовой бумажке была только одна не липовая проблема – признание вины. Потому что, как только я пишу, что признаю вину, куча уважаемых мною людей попадают в очень тяжелую ситуацию, фактически любой человек, ранее работавший в ЮКОСе, становится уязвимым. В этот раз мне сказали: не надо писать признание вины", – заявил Ходорковский в интервью журналу The New Times в Берлине.
По его словам, "официальное заявление о помиловании – это фактически одна строчка: прошу освободить меня от дальнейшего отбывания наказания, поскольку из 10 лет 10 месяцев я провел в местах лишения свободы больше 10 лет. Все, точка". "Кроме того, есть еще и мое личное письмо Путину, где я и написал о ситуации с мамой", – сказал М.Ходорковский.
На вопрос ставили ли ему условия, "скажем, не занимаешься политикой, не финансируешь оппозицию, о Навальном ни одного хорошего слова и так далее", он ответил: "Нет, не было. Я написал в своей бумаге то, о чем раньше не раз говорил публично: я не собираюсь заниматься политикой и не собираюсь бороться за возвращение активов (ЮКОСа)".
Он также просил дать возможность выезда за границу: "Дело в том, что тогда, 12 ноября, мама была в больнице в Берлине. К счастью, две недели назад врачи ей сказали, что она может на три месяца вернуться в Москву, и потом опять в Берлин. Слава богу, что ей дали этот передых. Но в результате получилось, что мы разминулись".
При этом Ходорковский понимал, что в Кораллово, где находится семья, ему не приехать. "Так я оказался здесь, в Берлине, а они – родители, жена, дети – в Москве. Но вариантов не было. Наша власть честно может говорить, что они меня не высылали, а что я об этом просил. А зная наши реалии, мы абсолютно точно можем понимать, что меня из страны попросили. В нынешней ситуации я, все понимая, на это пошел. Потому что тема (болезнь мамы) слишком серьезная", – подчеркнул экс-глава ЮКОСа.
Он отметил: "тот факт, что мне нужно было улететь в Берлин, а я отдавал себе отчет в том, что улететь-то я могу в Берлин один раз, как сейчас, а если вернусь (в Россию), второй раз меня из страны уже могут не выпустить, поскольку формальных причин, за которые можно зацепиться, хватает,- короче, это, я думаю, облегчило Владимиру Владимировичу принять решение о моем помиловании" .
Он не подтвердил, что эмиграция, пусть и временная, была условием освобождения из лагеря, сказав: "Я не могу сказать, что это было условие. Это то, что облегчило, позволило принять решение о помиловании. И когда сейчас пишут, что приезжали какие-то представители спецслужб в лагерь, а я задавал им какие-то дурацкие вопросы, о которых сейчас пишут, – ничего это не было".
В этой связи М.Ходорковский заявил: "Мы с Владимиром Владимировичем слишком давно друг друга знаем. И нам не нужно произносить лишних слов для того, чтобы получить заранее читаемый и понимаемый ответ".
Письмо В.Путину в Кремль М.Ходорковский передал адвокату, при этом администрация колонии могла при желании видеть, что я его пишу. "А адвокат передал письмо Дитриху Геншеру (министр иностранных дел Германии в 1974-1992 гг. – ИФ). Как и кому конкретно передал письмо г-н Геншер – я не знаю", – пояснил он.
Он подтвердил, что готов вернуться в Россию при определенных условиях: "Но с объективной точки зрения я вернусь только в том случае, если буду уверен, что смогу выезжать при необходимости. В нынешней моей семейной ситуации – это главное условие".
О помиловании М.Ходорковский узнал из СМИ: "Сначала я услышал по радио то, что Путин сказал про третье дело. Меня это, конечно, очень порадовало, потому что я, честно сказать, думал, что у меня на совести еще 15 человек повиснет. Когда я услышал, что третьего дела не будет, у меня камень с души упал. То, что он сказал в конце (о том, что готов помиловать Ходорковского), по радио не говорили. Потом телевизор включили в районе шести часов, и вот это мы все и услышали".
М.Ходорковский рассказал о том, как покинул колонию и летел в Берлин через Санкт-Петербург. Паспорт, который экс-главе ЮКОСа делали в колонии, он забыл: "Мы прилетаем в Санкт-Петербург, они говорят, эти ребята, которые со мной летели: вот вам паспорт. И дают мне паспорт заграничный. Надо расписаться. Я расписываюсь в этом паспорте. Прямо в самолете. Затем забрали паспорт, пошли, поставили вылет, вернули мне паспорт с вылетом уже из РФ. А я сидел в этом самолете, ждал".
На вопрос знал ли он, что его высылают, М.Ходорковский сказал: "За 10 лет я превосходно научился понимать, какие у кого полномочия и кто принимает решения. По мне решение принимает один человек. Все 10 лет. Один человек. Все остальные в пределах этих глобальных решений могут пять копеек добавить или убавить".