Олесь Бузина
На самом деле, май был розовым, а революция – ее имитацией. Машин на улицах сожгли много. "Евроморд" переколотили еще больше – как студенческих "прогрессивных" физиономий, так и полицейских реакционных рыл. Но страну так и не перевернули.
К тому же, университетские беспорядки в Париже в мае 1968 года были не началом кризиса, а его развязкой – прыщем, который, наконец, прорвало. На протяжении всего послевоенного периода Францию то и дело трясло от социальных катаклизмов. Страна болезненно переживала потерю статуса великой державы. Она тяжело расставалась с колониями – Вьетнамом и Алжиром. Воевать за них не хотелось. Отпускать – было жалко. Парламентская республика погрязла в бесконечных сменах правительств и безответственности. Все искали "сильной руки". Но, когда такая рука нашлась – генерал Де Голль, которого в 1958 году специально вытащили из политического забвения, ожидаемый покой так и не наступил.
Это сейчас Де Голль – национальный герой и "спаситель Франции" во Второй мировой войне. А при жизни это был довольно вредный политикан, на дух не переносивший соперников и вравший всем направо и налево. Консерваторам он обещал сохранить колониальную империю, прогрессистам – хранить верность демократическим принципам Великой французской революции. В результате, надоел и тем, и другим. Алжир – оставили. Зато внутри самой Франции установился авторитарный режим престарелого генерала, который, казалось, собирается жить вечно.
Недовольство ним нарастало со всех сторон. В середине 60-х Де Голля несколько раз пытались кокнуть офицеры-заговорщики, искренне и справедливо считавшие его "предателем". Вредная французская интеллигенция, всегда симпатизировавшая социалистическим идеям и недолюбливавшая буржуазию, тоже посмеивалась над выжившим из ума дедуганом.
К старым властителям дум – болтунам от философии Сартру и Камю, любившим порассуждать о бессмысленности бытия и "бунтующем человеке", в конце 60-х добавились новые – так называемые "ситуационисты" и, как ни странно, Мао Цзэдун – далекий китайский диктатор, который в Париже почему-то воспринимался символом свободы и перемен. Можно только представить, какая каша варилась в мозгах студентов Сорбонны к весне 1968-го!
Идеологическим вождем "ситуационистов" был некий Ги Дебор, за год до беспорядков выпустивший книгу "Общество спектакля". Он справедливо обвинял французскую политическую систему в двуличии и вранье. По его учению, выходило, что Франция давно уже достигла товарного изобилия, работать теперь нужно поменьше. А еще лучше – совсем не работать или подходить к станку, только когда очень уж захочется размять кости.
Социальную революцию Ги Дебор собирался заменить "революцией повседневной жизни". Он предлагал перестать платить налоги, подчиняться властям, законам и устаревшим нормам морали. Всем нужно срочно заняться "свободным творчеством" – вот тогда и наступит настоящий коммунизм.
Что же касается интеллектуального наследия Мао Цзэдуна, то французским студентам очень понравилось, как этот желтолицый мудрец из красного Китая натравил своих собственных недоучек-хунвейбинов на партийную бюрократию. Выдвинув лозунг: "Огонь по штабам!" Мао в 1966 году предоставил даже старшеклассникам право инспектировать и наказывать вплоть до ссылки в провинцию заплывших начальственным жирком чиновников-коммунистов. Чистить сараи в деревне и подмывать конские хвосты пришлось даже будущему творцу китайского экономического чуда Дэн Сяо-Пину.
Буржуазная французская пресса много писала об экзотических экспериментах Мао Цзэдуна в области политического менеджмента. А парижским студентам становилось обидно – какой-то китайский школьник заходит в присутственное место и выволакивает за шиворот местного князька, а ты в это время должен бояться старого профессора-маразматика и готовиться к сдаче экзаменов. Однако французские идеалисты не догадывались, что импульсивный, на первый взгляд, взрыв хунвейбинов – это управляемая реакция. "Молодогвардейцы" Мао ходили туда, куда их направляли. И делали то, что приказывали. Хотя им и казалось, что все это происходит только по их собственному желанию, к которому прислушался верховный вождь.
В Париже такого вождя не было. Собственных французских буйных не доставало. Наверное, все-таки сказались потери нации в Первой мировой войне. В 1914 – 1918 гг. французы потеряли в процентном отношении мужчин больше, чем любой другой народ в Европе. Даже немцы оказались только на втором месте. Для того, чтобы подниматься в атаку на пулеметы, нужно быть незаурядным отморозком. Настоящие сорвиголовы погибли за полвека до майских беспорядков 1968-го, не дав потомства. Это изменило генетический состав этноса. Отсюда и вялость французских солдат во Второй мировой, и пораженческие настроения во время колониальных войн во Вьетнаме и Алжире, и нынешняя усталость родины большинства европейских революций прошлого. Теперь там, если кто и буянит, так это эмигранты-арабы.
НЕМЕЦКИЙ ЕВРЕЙ ВО ГЛАВЕ ФРАНЦУЗСКИХ СТУДЕНТОВ. Парадокс состоял в том, что эрзац-лидером "студенческой революции" оказался даже не француз, а студент факультета социологии, находившегося в пригороде Парижа Нантере, немецкий еврей Дениэль Кон-Бендит. Он не имел французского гражданства и не мог претендовать на какой-либо официальный пост в случае успеха выступления. Да и вряд ли претендовал. Главным для Кон-Бендита было побузить. Повод вскоре нашелся. Хотя никто из властей не предполагал, что бунт назревает. Все, как обычно, началось совершенно неожиданно, как нервный срыв.
Поначалу студенты даже выступали в русле официальной французской политики. Де Голль имел особое мнение по поводу противостояния капиталистического американизированного Запада с коммунистическим советизированным Востоком. Он вывел Францию из военной организации НАТО и открыто осуждал агрессию США во Вьетнаме. Студенты-хулиганы отличались от него только радикализмом действий. Если президент-генерал время от времени просто произносил антиамериканские речи, то они взялись громить в Нантере отделение туристического агентства "Американ-Экспресс" – тоже знак протеста против вьетнамской войны.
Жест тем более характерный, что всего за поколение до этого послевоенная Франция буквально переболела американофильством. Французы были благодарны заокеанским парням за освобождение от германской оккупации, а все американское – джаз, книги, капроновые колготки или фильмы – были на пике моды. Даже самый известный французский писатель конца 40-х Борис Виан для привлечения к себе внимания выдавал себя за американского романиста, сочиняя под псевдонимом Вернон Салливан.
Другой причиной протеста стали "дискриминационные" правила в студенческих общежитиях. Шестидесятые годы подарили молодежи противозачаточные таблетки, а до СПИДа было еще очень далеко. Это абсолютно изменило сексуальное поведение молодежи. Если отцы и деды бунтовщиков 68-го "за этим" ходили в публичный дом, то теперь у приличных мальчиков вошло в моду совокупляться до брака с приличными девочками. Но устаревшие порядки общежитий разрешали девочкам оставаться в комнатах мальчиков на ночь, а вот наоборот почему-то было нельзя – попробуй, пойми этих французских бюрократов! Причем, на практике этот запрет толком никто не соблюдал. Но молодым максималистам хотелось честности и равноправия полов даже в этом.
И, наконец, самое большое раздражение вызывала учебная программа. Студенты хотели изучать "близких к современности" Сартра и Маркса, а им подсовывали каких-то запыленных "мыслителей". Как видим, счастье – понятие относительное. В то время, как советский студент, которым принадлежал в свое время и автор этих строк, помирал от скуки, штудируя классиков марксизма, бедным парижанам этой радости недоставало! Они бойкотировали лекции и отказывались сдавать экзамены, считая их слишком "примитивными".
ПОД ЛОЗУНГОМ: "ОРГАЗМ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС!" И все-таки размах выступлений, по киевским меркам, выглядит внушительно и масштабно. Оранжевая революция, которую нам довелось пережить, – просто скучный концерт на Майдане, растянувшийся на три месяца. А Париж бурлил по-настоящему! Уже в ноябре 1967-го самые энергичные "выступанты" провели митинг, призвав убрать министра образования. Представляю, что случилось бы сегодня с папой нашего рокера-депутата министром Вакарчуком, если бы он из окна своего кабинета на улице Франко в Киеве увидел несколько тысяч молодцов, требующих выгнать его, например, за систему тестирования!
А потом кипело с маленькими перерывами до самого мая. А 1-го мая – в день "всемирной солидарности трудящихся" закипело по-настоящему. К 6-му мая студенты захватили Сорбонну и начали возводить баррикады в Латинском квартале, выковыривая булыжники из мостовой. Несмотря на то, что все это напоминало уличные бои (со стороны повстанцев в полицию летели бутылки с зажигательной смесью и камни, а та в ответ применяла дубинки), убитых не было. Зато раненых и арестованных исчисляли сотнями. Под лозунгами "Смерть капиталу! Да здравствует революция!" буяны взяли штурмом театр Одеон и развернули там бесконечную говорильню. Сама же Сорбонна управлялась теперь "оккупационным комитетом", члены которого во имя демократии сменялись каждый день. Естественно, никаких решений такой исполнительный орган провести в жизнь не мог. Зато лозунги студентов-революционеров впечатляют даже сегодня: "Секс – это прекрасно!", "Оргазм – здесь и сейчас!", "Все и немедленно!" и, наконец, "Нельзя влюбиться в прирост промышленного производства!". Письмо послали даже в Москву в ЦК КПСС, пообещав разделаться с бюрократами во всем мире – как буржуазными, так и советскими. Может быть, поэтому СССР в происходящее решил не вмешиваться вообще. Де Голля в Москве считали другом, Мао Цзэдуна – врагом. Поддержать на баррикадах сексуально озабоченных парижских анархо-маоистов Брежнев и другие члены Политбюро посчитали грубой политической ошибкой.
Почему-то считается, что это была исключительно студенческая революция. Но, на самом деле, волнения охватили всю рабочую Францию. По оптимистическим оценкам, бастовало 10 млн. человек. Рабочие захватывали предприятия, требуя участия в управлении ими. В стране закрывались порты, останавливался железнодорожный транспорт, социалисты во главе с Франсуа Миттераном, уже тогда метившим в президенты, проводили митинги на стадионах и демонстрации. 29-го мая "бесследно" исчез генерал Де Голль. Он не явился на заседание правительства. Миттерану и его друзьям показалось, что власть валяется в сточной канаве и ее можно подобрать голыми руками.
РЕВАНШ ДЕ ГОЛЯ. Но оказалось, что старик просто слетал за эмоциональной поддержкой в группу французских войск, расквартированных в Германии. Оттуда он вернулся воскресшим. Армия оставалась на его стороне. В тот же день генерал распустил Национальное собрание (французскую Верховную Раду), объявил досрочные парламентские выборы и провел хорошо организованную демонстрацию своих сторонников на Елисейских полях в Париже. Поддержать своего кумира вышло полмиллиона человек, скандировавших: "Де Голль, ты не один!".
Левацкие группировки обчитавшихся Сартра и Маркса интеллектуалов-недоучек запрещались. Кон-Бендита, уставшего от политической борьбы и уехавшего развеяться на пляж, выловили на Атлантическом побережье и депортировали в Германию, в середине июня полиция выперла студентов из Одеона и Сорбонны, а 30-го числа того же месяца прошли выборы. Перепуганный разгулом свободы французский обыватель снова проголосовал за 78-летнего старого вождя, посчитав, что он борозду не испортит. Голлисты получили абсолютное большинство в Нацсобрании, которого не имели даже накануне "студенческой революции".
Генерал уйдет со своего поста через год добровольно, устав от власти. Его последовательно сменят еще два президента из его же партии – Помпиду и д’Эстен. Социалисту Миттерану придется еще долго ждать своего часа.
Весна 1968 года в Париже считается прообразом всех последующих "бархатных" революций. Переворот в Париже не удался. Не нашлось силы, которая бы не побоялась захватить власть. Зато в Восточной Европе аналогичные по технологии, но доведенные до совершенства перевороты, удались. Правда, не без помощи извне. И Москва 1991-го, и Киев 2004-го – внебрачные дети парижского неласкового мая.
Потребительская инфляция
Учетная ставка
Официальный курс евро
Официальный курс доллара
Международные резервы
Главные темы